Кажется, время пришло.

Кажется, время пришло. Наташенька меня замучала просьбами рассказать о том, как это было. Но мне как-то было важно что-то такое выждать, как-то почувствовать, что вот – сейчас можно. Я села писать что-то совсем другое, честно говоря. Но внезапно в голове щелкнуло – вот. Теперь можно. Когда это было? Три года назад? Или уже четыре? Помню, что было холодно. Но это тоже ни о чём не говорит, я была в одной из самых жутких своих депрессий, и оттуда со дна мне всё было холодно. Дни перемешались в какое-то клейкое месиво, помню, что работала много, но я всегда много работаю, почти всё время спала, редко выходила на улицу, много читала и писала про женские права, открывая для себя какие-то чудовищные бездны того, какими бывают люди. Кажется, именно тогда произошёл этот кейс с барышней, которой отрезали руки. Много тогда было об этом в сети. Я, честно говоря, совершенно не помню, по какому поводу Наташа тогда приехала ко мне. Мы сели у меня на кухне и начали откровенно напиваться. Как-то сразу было понятно, что вот сегодня – можно. Можно дать слабину, можно выговориться, можно повыть всласть, и ничего тебе за это не будет. Никто не упрекнёт. Никто не скажет собраться и перестать ныть. Никто не осудит. - Наташ, я чот не могу. Просто не могу. Наташ, они все приходят ко мне, они считают, что я какая-то большая и сильная, что я могу что-то изменить. А я ничего не могу, Наташ, вот вообще ничего! Ко мне приходили женщины. Знакомые и незнакомы. В сети, лично, встречались со мной в кафе, заходили ко мне на кухню и каждая несла свою историю. Про то, что страшно. Про то, что стыдно и некому рассказать. Про то, что не понятно куда бежать, у кого просить помощи. Про то, что она никогда бы не подумала, что всё может закончится так. Да и закончилось ли? Показывали синяки. Прятали детей у родителей. Родители не справлялись. Нужны были деньги, связи, понимание, что делать дальше. - Ну, а куда они все пойдут? К ментам? Да те поржут только. - К ментам! - Тут Наташа была непреклонна. – Только их тоже нужно заставлять работать. У Наташи был богатый опыт общения с разнообразными структурами. Она знала, как писать заявления, знала, как заставить это заявление принять, знала, что говорить в таких случаях. Мы напивались совсем как-то мрачно, и начали рассказывать друг другу о себе. Я когда-то слышала умную вещь о том, что эмпатия – это всегда отраженный свет. Ты не можешь понять боль другого человека, если сам не проходил через что-то похожее. Поэтому все калеченные, помятые, исковерканные – так любят собираться вместе. Другие просто не поймут. Даже если очень-очень захотят. Но чаще – не хотят. Чужая боль – чертовски неудобный чемодан. Тяжелый и раздирает руки в кровь. Мы вываливали содержание чемоданов друг друга прямо на стол. Уже никого не стесняясь и ничего не боясь. Порыдали. Пообнимались. Ещё порыдали. А потом вдруг заговорили очень серьезно. - Наташ, надо что-то с этим делать. Если всё это так близко и касается так многих. С этим нужно что-то делать. - Я мечтаю о кризисном центре. - Чтобы туда можно было позвонить в любой ситуации, и тебе бы поверили и оказали помощь - Чтобы туда мог обратиться каждый, с которым произошла какая-то жесть. - Чтобы там были не только психологи-на-телефоне, но и качественная психотерапевтическая помощь. - А ещё юристы. - И какое-то общежитие, что ли. Где можно спрятаться от всего этого. - Шелтер. - Ага. И чтобы были контакты с другими организациями. То есть если ситуация отягощается чем-то, что не в компетенции центра, – пропавшие документы там, проблемы со здоровьем, с работой – можно было бы позвонить и перенаправить или вместе разбираться в этом всём. - Потому что беда не приходит одна. - Потому что беда не приходит одна. Мы говорили, кажется, полночи. Я фантазировала, во сколько денег выльется старт. На третьем миллионе перестала считать и завыла. Наташа тогда впервые сказала что-то вроде: «Не вопи. Всё будет.» Подарила браслет с руки и куда-то упорхнула. Сегодня благотворительному фонду «Птицы» больше двух лет. Сказать точнее – сложно, потому что начиналось всё как кризисный центр на коленке. Подпольно, без копейки денег на бешенном энтузиазме Наташи. Честно говоря, старт всего этого был настолько секретным, что его пропустила даже я. Просто как-то раз ко мне снова явилась Наташа и сказала – я сделалЪ. Я почесала в голове и почему-то вместо вопросов «Как?», «Где?», «Почему?», «Каким, блин, образом??» сказала только: «Давай попробуем открыть шелтер». Мы собрали тогда каких-то первых денег и сняли двухкомнатную квартиру. У меня в голове было очень много вопросов и про то, как всё это будет работать, и про то, сможем ли мы хоть что-то изменить, и про то, что мы будем делать, когда деньги закончатся. Главный вопрос, как обычно, звучал: «Как сделать доброе дело в России и не сесть?» Первый год было очень сложно. Несколько раз я думала о том, что зря в это всё вляпалась, – обращений было много, истории были адскими, денег едва хватало на аренду шелтера. Будущее выглядело достаточно туманно, а официальная регистрация бесконечно растягивалась и откладывалась. Я бегала по кругу и рвала волосы во всех местах. Но приходили отзывы, те, кому мы смогли помочь, рассказывали свои истории, почти везде было что-то вроде: «Если бы не вы, я бы не выбралась..». Я сжимала зубы и понимала, что хрен я теперь от этого всего денусь. Потом был карантин. Переполненный шелтер и работа волонтёров чуть не по 24 часа в сутки. Мой вопль отчаяния в ТКХ и переоткрытие паблика. Кажется, именно фонд заставил меня писать снова. И это было лучшее, что могло случиться. Сегодня у нас четыре постоянных сотрудника на зарплатах, не считая бухгалтера, всё так же работающий шелтер, десяток психологов-волонтеров, связи в полиции, консульствах, общественных организациях. Выступления на научных конференциях. О нас пишут СМИ. У нас, блин, целый ребенок родился. А количество людей, которым мы смогли помочь, – исчисляется десятками. Собрать вещи и помочь сбежать от мужа-психопата, размахивающего ножом? Было. Спасти от приставаний отчима и помирить с матерью? Было. Разобраться в травмах детства и впервые за всю жизнь сказать, что ты не виноват, и с мальчиками такое тоже случается? Было. Затерроризировать консульство и получить место в больнице для иностранного гражданина и помощь с документами? Было. Больницы, снятия побоев, суды, полиция, слезы, крики, злость – еженедельно. Смех, победа, свобода, новая жизнь, независимость, работа, учеба, планы на будущее, отсутствие страха – ежедневно. К нам присоединяются новые люди, у нас появляются новые волонтеры, новые организации в друзьях, новые возможности, всё больше ответственности, всё больше понимания того, какую, черт возьми, огромную кашу мы заварили. Про нас говорят, у нас появилась репутация тех, кто «и правда что-то делает». Мы наконец завершили этап оформления НКО, официальных счетов и допиливания сайта под всё это. Сайт пилила лично я, через мат и слезы вспоминая, как вообще это делается, так что сильно не ругайтесь. Зато у нас теперь есть официальная донатилка на официальные счета с возможностью регулярных платежей. Вот тут http://ptitsa-help.ru/howtohelp/ Если у вас есть такая возможность, пожалуйста, оформите регулярное пожертвование, и мы сможем планировать наш бюджет на пару месяцев вперёд. У нас в планах – перевести на полную занятость психологов, второй шелтер и куча разных программ помощи, включая отдельную линию для мужских обращений. Мы точно знаем, что хороших людей - больше.